Еженедельник "Источники" г. Уфа про "Опасные связи"

У этого спектакля – тонкий запах французских духов с кроваво-металлическим привкусом; забелённый цвет одежд, лиц, облачков пудры; быстрый темп томных жестов и виртуозных клавесинных экзерсисов. От такого дурманящего сочетания с самого начала впадаешь в ощущение лёгкой эйфории, которое тут же нарушается, по замыслу режиссёра, грубым вмешательством площадного театра, прямым обращением в зал, почти пролеткультовской лозунговостью. А дело в том, что санкт-петербургский  (с уфимскими корнями) режиссёр, Искандер Сакаев, представивший в начале марта в Государственном Русском драматическом театре Стерлитамака премьеру «Опасные связи» по знаменитому роману Шодерло де Лакло, решил слить воедино две несмешиваемые субстанции. С одной стороны – это, по его выражению, пародия на салонную нравоучительную драму, с другой – репетиция, или, как заявлено о жанре спектакля, «трагикомический экспромт». Так вот, стерлитамакские актёры играют артистов французского театра. Те начинают было по привычке репетировать пьесу, со свойственной позднему барокко ненавистью ко всему естественному, сценической условностью, преувеличенной аффектацией, декоративной пластикой и «завывающей» декламацией, но вынужденно прерываются. Под грохот взрывов и падение с неба листовок на сцене появляется обтрёпанный революционный мини-отряд, который вначале объясняет мрачную перспективу дальнейшей жизни действующих лиц, а затем милостиво предлагает продолжить работу над спектаклем. Только теперь комедианты с испугу забывают текст, и театралы-бунтовщики суфлируют, изображают дождь и снег, подают в рупор реплики, как могут,  –трогательно и неумело. Погрузить зрителей в исторический контекст призвано и начало второго действия. Под ещё не погасший в зале свет на сцену, горя возмущением, вылетает актёр (заслуженный артист РБ Сергей Дербенцев, Леонид Лехнер) стерлитамакского театра, играющий, в свою очередь, в «Опасных связях» Мажордома. В его энергичном монологе есть и хроническая усталость от сверхзадач режиссёра, и осознанная необходимость разъяснить их зрителю, а также инсталлировать в зал приличествующее случаю «революционное возбуждение». К слову, о возбудимости. Искандер Сакаев обрёл в лице актёров стерлитамакского театра крайне чутких исполнителей. Чтобы играть в данной постановке, нужно было быть максимально утончённым и в то же время физически готовым к выполнению с балетной лёгкостью трюков и па (хореограф – Татьяна Рогачёва). Артисты изящно встают на голову, фехтуют в замедленном и реальном времени, «ходят косой», танцуют менуэт, летают, как птички, из одной кулисы – в другую, мило щебечут, и всё это – не теряя этакой славной непринуждённости.  «Стерлитамак – город, поразительным образом расположенный ко всему новому, – говорит режиссёр, четыре года проработавший в Александринском театре. – Сейчас в театре очень удачный момент: он находится в хорошем тонусе. Труппа рьяно взялась за работу, сильно не сопротивляясь моим изыскам, и в итоге – мы осилили такой объёмный спектакль всего за месяц чистого времени. Если говорить тезисно, то идея очень проста: революция случилась потому, что люди так построили свою жизнь. Это очень совпадает с нашим временем, причём, настолько, что жуть берёт. Верхи уже точно не могут, а низы – совсем не хотят. Я бы не назвал произведение де Лакло салонной драмой, это, скорее, роман воспитания чувств». «Опасные связи», материал, бывший в XVIII веке бомбой почище «Голого завтрака» Уильяма Берроуза в веке XX, остаётся беспощадно циничным и по сей день, ибо социальные пороки не меняются в зависимости от общественного строя и типа руководства. Немалую роль в отражении этой тенденции играет адаптация голливудского сценариста Кристофера Хэмптона, по которой созданы спектакль и несколько известных фильмов. Два основных персонажа – Маркиза де Мертей (заслуженная артистка РБ Светлана Гиниятуллина) и виконт де Вальмон (Сергей Сапунов, Ильдар Сахапов) – под видом галантного флирта затевают большую игру, ставка в которой – не менее, чем жизнь. Как и остальным героям, буквальная втиснутость в жёсткие фанерные рамки костюмов (художник – Дмитрий Хильченко) не мешает им время от времени выходить за них, иногда даже меняясь местами или оставаясь в неглиже стиля унисекс, и показывать звериный оскал подлинных намерений. Не случайно они постоянно якобы в шутку пикируются: то лениво сражаясь на шпагах (звук звенящего металла услужливо воспроизводится тем же Мажордомом), то перекидываясь через растянутый лозунг скомканной любовной запиской. А то, не особо чинясь, передвигают живых людей, как фигуры, по доскам сцены. В течение действия, помимо происходящих событий, как вода, стекается-накапливается обречённость. О возможной печальной участи артистов говорит внезапно прорезавшиеся усталые интонации, слишком грубое срывание простолюдинами – Азаланом (Денис Хисамов) и Жюли (Юлия Шабаева) – объемных париков своих господ, скучные деревянные щиты, на которых воодружены практически мясные крюки. Пока на них висят парики и корсеты, но кто знает… А чего стоит вручную устанавливаемая жутковатая пастораль цвета «королевского траура»: белые цветы с острыми, как стрелы, стеблями, белые косы и грабли, даже поросёнок – и тот цвета снега. Пергаменты с увеличенными копиями указов «О Свободе, Равенстве и Братстве», а также о том, как будет поступаемо с теми, кто эти идеалы не разделяет, являются прекрасным фоном для «теневого театра», где барокко опять проступает в полный рост. Как ещё можно изящно показать избавление крошки Сесиль (Елизавета Тодорова) от неожиданного наследия Вальмона! Только весёленькой пантомимой с контровым светом. Но, ближе к концу спектакля, когда наконец-то произошло «воспитание чувств», под этот же лупящий в глаза свет уйдут со сцены два любовника, которые без ума друг от друга и «ничего не могут с собой поделать»: госпожа де Турвель (Ольга Франц) и виконт де Вальмон. Роман в письмах Шодерло де Лакло завершается обструкцией маркизы де Мертей, а в спектакле эта будущая вдова сама высекает себя: декларируя правильные вещи, она на глазах теряет запудренную статичность формы и растекается слезами. Воспитание чувств: и наконец, гильотина, – как же без неё? Она не висит на стене, но подразумевается. В конце спектакля бедные головушки ни в чём ни повинных лицедеев (а может, просто их парики?) полетят на сцену, и на металлическом чудовище напишут белым-белым мелом сладкое слово Finita.

Элла Молочковецкая